Листвянка.
Первые поселенцы появились в этих местах более трёхсот лет назад. Левый берег речки «Тёмная», прозванный так, вероятно, из-за глубины, а может и по другим каким тайным причинам - места-то здесь глухие, - привлёк их сравнительно ровным открытым берегом и обширным по обе стороны редколесьем, который в первые же годы обживания местности был значительно вырублен - пошёл на первоначальные постройки и большей частью на дрова.
На избы таскали зимой листвяг с правого берега, который в округе был лесистее и гуще (наверное, поэтому и назвали поселение Листвянка). Дома сразу ставили добротные, с прицелом на будущее, по едокам в семье, ртов было много, рабочих рук тоже и каждая семья стремилась укорениться и жить своим родовым гнездом.
И до сих пор основная часть жилого фонда деревни состоит из таких вот «гнёзд», возрастом не одно столетие, в которых выросло и разъехалось по земле не одно поколение Листвяженцев, где и сейчас живут родичи тех, кто их строил.
Часть домовладельцев во времена раскулачивания и разгула сплошной коллективизации была выселена и истреблена, хозяйства разорены и реквизированы, но дома, как немые свидетели тех событий, почернев от времени, всё также укоренившейся грядой тянутся вдоль берега.
…Пашка Зырянов попал в эти места совсем недавно.
Весной, в составе шести человек, его забросили на берег речки «Тёмная» расчищать площадку для посадки вертолёта. Здесь намеревались основать базу геологоразведки с небольшой палаточной фабрикой, для дробления и превращения горной породы в песок, с целью поиска полезных ископаемых.
Деревня «Листвянка» находилась примерно километрах в пяти вниз по речке, и он туда часто хаживал. Если держаться русла, то налегке, по набитой тропе, утром пораньше, со свежими силами, можно часа за два-три обернуться туда и обратно. Запасы чая и хлеба в очередной раз подходили к концу, и надо было делать покупки.
Пообещав долго не задерживаться, Пашка с напарником нацепили рюкзаки, взяли деньги и направились в Листвянку…
Дошли довольно быстро. Было часов восемь утра, воздух был ещё свеж, утренняя прохлада и роса придавали ногам ускорение и вскоре на той стороне реки их взору предстал край деревни.
Первая улица тянулась вдоль берега и была статной, как на подбор: высокие, добротные, с глухими заборами кержацкие дома глазели навстречу широко распахнутыми ставнями. За ними, огородами примыкала ещё цепочка домов. На улице никого не было.
Тропинка упёрлась в край берега и спустилась к воде. Надо перебираться на ту сторону. От края и до края метров пятнадцать. Пашка палкой нащупал дно - чуть выше пояса. Вода, не шелохнувшись, лениво текла вдоль по руслу, на стеклянной поверхности было не рябинки. Лёгкая дымка утреннего тумана медленно поднималась над водой. На той стороне замычала корова, брякнуло ведро. Напротив, на привязи покачивались несколько лодок, но хозяев не было и до них не добраться. Делать нечего, надо переходить.
Пашка снял с себя верхнюю одежду, смотал её в узел, поднял над собой и шагнул в воду. На середине на мгновение ухнул с головой, но скоро нащупал дно и выбрался на берег. Такую же процедуру, ухая и охая от ледяной воды, проделал и напарник. Быстро оделись и стали искать магазин.
Найти оказалось не трудно. На три ряда домов имелась всего одна улица, т.к. два ряда примыкали друг к другу огородами и между ними проходила лишь узкая, хорошо пробитая тропа.
Издали заметили невысокую, ограждённую штакетником пирамидку. Скорее всего, памятник. Значит, центр села. Подошли поближе. Памятник неухоженный, ограждение покосилось, внутри неубрано. Прочитали табличку - «павшим в годы гражданской войны». Напротив высокое крыльцо с козырьком - вход в большой дом. Рядом стоял щит для объявлений. Судя по всему - контора, хотя вывесок никаких.
Прошли немного дальше и за поворотом наткнулись на магазин. Дверь настежь. Женщина в белом халате приветливо встретила их за прилавком и с интересом осмотрела - не местные.
Купили всё необходимое и уже собирались уходить.
- А вы, ребята, к кому в гости приехали? Что-то я вас не припомню, - чуть улыбаясь, спросила она.
- Геологи мы, работаем недалеко, - не поднимая головы, ответил Павел.
- А-а,- протянула она. - И надолго?
- Осенью уедем.
- А то у нас оставайтесь, нам вон как рабочие руки нужны, вздохнула она. - Деревня у нас ладная.
- А девушки у вас имеются? - Пашкин напарник шутливо вздёрнул голову.
- Есть немного,- опять вздохнула продавец,- и молодые, и постарше. Мужики-то наши все поразбежались, ну а нам куда, с детьми-то?
Пашка о чем-то задумался. Что-то непонятное удерживало его здесь, не отпускало. Он хотел скорее закончить разговор, но никак не решался, теребил лямку рюкзака и хмурился.
- А жить-то у вас есть где? - прячась за иронию, серьёзно спросил он.
- С этим не беспокойтесь, - решительно махнула рукой продавец,- любая баба примет. Да и пустые избы имеются. Живи нехочу.
- Ну, а власть-то ваша куда подевалась? - ткнул Пашка пальцем в сторону конторы.
- Какая там власть, - поморщилась она. - Наша власть далеко, в районе живёт, а мы сами по себе. Участковый лишь раз в месяц нагрянет, - прыснула она в ладошку, - девок пообжимает, да уедет. Так и живём.
Надо было возвращаться. Пашка опять засобирался.
- Надо подумать, - обнадёжил он продавщицу. - А пока досвидания.
- Всего доброго, - глядя им в след, с сожалением бросила она.
К концу октября основная часть работ была выполнена: расчищено место и подготовлена площадка для посадки вертолёта, построено четыре бревенчатых хибары для жилья. Оставалась малость – поставить маленькую палаточную фабрику и опробовать её оборудование в рабочем состоянии.
За лето Пашка ещё раза четыре хаживал в Листвянку. К этому времени они уже приобрели небольшую деревянную лодчонку и в ней переправлялись. Её свободно оставляли на берегу и она спокойненько лежала, никто её не трогал.
Местные уже узнавали его, здоровались, вели разговоры. Он тоже присматривался, пытливо изучал нравы и образ здешней жизни. Листвянка всё больше и больше нравилась ему.
Отдалённость места, неторопливое и размеренное течение времени, незлобивость жителей всё больше разжигало в нём устойчивое желание поселиться здесь, хотя бы на время. Пашка любил одиночество и в глубине души жаждал уединения. Для него было желанным удовольствием набрать побольше книг и остаться наедине с самим собой, где-нибудь в глуши, где можно свободно заняться тем, чего душа просит, без суеты и торопливости, обходясь лишь тем необходимым, что имеется в наличии и ничего лишнего. Это придавало жизни ту беззаботность, когда можно было довольствоваться малым достатком, при этом не бедствуя и приобретая нечто большее. Он уже присмотрел небольшой, в три окошка, одиноко притулившийся на краю села лицом к речке домик. В нём уже давно никто не жил, и он сиротливо глазел на мир пустыми, наглухо заколоченными окнами. Пашка не единожды обходил его, заглядывал во двор, но внутрь заходить не решался.
Однажды, в середине августа, он спросил о нём у продавщицы.
- Жили там дед с бабкой, но давно уже уехали к детям, - ответила она. - Да ты лучше у нашего участкового спроси, он всё знает. Вон идёт.
Пашка глянул в проём двери и увидел человека в форме. Тот стоял на улице и оживлённо разговаривал с двумя женщинами. Пашка не стал его дожидаться и сам пошёл навстречу. Женщины, заметив, игриво указали на него глазами, и что-то сказав милиционеру, засмеялись. Тот недовольно покосился на Пашку.
- Здравствуйте, - подойдя поближе, громко сказал он.
- Здравствуй, Паша, - кивнули женщины.
Участковый тоже поздоровался, тут же подобрался, приосанился. На вид ему было лет около сорока.
Пашка мялся с ноги на ногу, не решаясь, как спросить.
- Какими судьбами в наших краях? - строго глянул на него участковый.
Пашка объяснил, кто он и откуда.
- Знаю, знаю, - кивнул тот. - Ну, и как наша деревня, нравится?
- Нравится. Я даже готов пожить здесь.
- Да-а? - делано удивился участковый. - И в чём же дело?
- Жильё ищу, - признался Пашка. - Есть тут один домишко, вон там, на окраине. Хочу узнать, чей.
Участковый на миг задумался.
- А-а, это который крайний? - громко протянул он. - Это тебе надо к Степанычу, его родичи там жили. Во-о-н дом его стоит. Пойдём, провожу.
Погода стояла довольно жаркая. Мелкая пернатая живность, ковыряясь в земле, свободно разгуливала по улицам, разомлевшие свиньи валялись в тени вдоль забора, помахивая хвостиками и чутко шевеля ушами, готовые в любой момент вскочить и броситься наутёк, утомленные собаки, высунув языки, лениво поднимали головы, и тупо поводив взглядом, опять принимали сонное положение. Пашка, перешагивая через одного такого развалившегося пса, нечаянно наступил тому на хвост. Тот поднял свою лохматую башку и невинно уставился сквозь него непонимающим взглядом. Было видно, что он не хочет скандала и ждёт извинений. Трусливо ощутив всей кожей чувство вины, опасливо покосившись, Пашка скорее ретировался.
- Степаныч этот проживает с женой, обоим за шестьдесят, - рассказывал по пути участковый. - Родители его жили в том домике. Лет десять, наверное, уже, как дочь забрала их к себе в город. Живы или нет, не знаю. Степаныч мужик неплохой, думаю, договоритесь.
Он на мгновение замолчал.
- Внучка иногда к нему приезжает, - понизил он голос,- хозяйничает. Полиной зовут. Впрочем, сам увидишь.
Возле дома остановились. По кромке крыши игриво поблёскивали разноцветным полукругом деревянные серьги, резные наличники замысловатым узором красовались поверх окон, приятно радуя глаз. Участковый постучал в ворота. Вскоре на лай собаки показался хозяин, высокий худощавый рыжий мужик.
- Здорово, Степаныч, - протянул руку участковый.
- Здорово, коль не шутишь.
- Как живёшь?
- Живём не тужим, чего и вам желаем, - пристально покосился тот.
- Я вот тебе постояльца привёл. Жильё ищет. Пустишь?
Степаныч перевёл взгляд на Пашку, внимательно оглядел его.
- Сам откуда будешь?
- Из Чулымска.
Степаныч хмыкнул:
- Далеко забрался. В нашу-то глушь.
- Он на нашей речке с геологами работает, - вмешался участковый. - Вообщем, решай. Ему домик твоих родичей приглянулся, - он нетерпеливо обернулся, поискал глазами кого-то. - Договаривайтесь, а мне спешить надо,- махнул рукой, и подался в обратном направлении.
Степаныч проводил его взглядом.
- Сейчас напрётся, к бабам начнёт приставать. Ты надолго к нам? - после недолгой паузы, спросил он Пашку.
- Не знаю, - честно ответил он. - Перезимую, там видно будет.
- Домик ещё крепкий, - словно не слыша его, продолжил Степаныч. - Без хозяина, конечно, скорее придёт в упадок. Живи, - пожал он плечами, - не жалко. Не пропадать же добру. Может, приживёшься.
У Пашки радостно полегчало на душе. Он благодарно взглянул на Степаныча.
- Вы не беспокойтесь, у меня всё в порядке будет.
Тот согласно кивнул головой.
- Здесь много брошенного жилья, а в этом жить можно. Когда вселяться думаешь?
- Да хоть сейчас, - заулыбался Пашка, но через мгновение добавил. - Вот дела свои закончу, потом новоселье справлять буду.
Степаныч почесал пятернёй подбородок.
- Ну, давай, давай. Может, и мне подсобишь когда.
- О чём вопрос, - с недоумением развёл руками Пашка, - конечно подсоблю.
- Ты обожди здесь, сейчас ключи вынесу, пойдем, посмотрим.
Минуты через две они направились в сторону домика. Пройдя метров пятьдесят вдоль берега, Степаныч подошёл к воротам и открыл калитку. Зашли во двор. По левую сторону большой навес. «Для коней», - пояснил Степаныч. Рядом примостилась небольшая бревенчатая банька. Пашка довольно растянул губы. Рядом речка, чего ещё надо? Далее стояли сараи. За ними простирался большой, заросший бурьяном огород. Земли здесь у каждого было более чем достаточно, и брошенные участки были большей частью не удел. Вошли в дом.
Посередине большая русская печь, к ней пристроена перегородка, делящая домик на две маленькие комнатки. Из мебели стоял высокий, покрытый слоем пыли, ещё старинной работы, со стеклянными створками шкаф, да длинная, вдоль стола, лавка.
- Койку тебе я дам, - рассуждал Степаныч, - посуды немного найду. Дрова заготовишь, лес рядом. Трактор у нас имеется, притащим. Так что обживайся. Ключи пока будут у меня, ты всё равно в тайге будешь.
Степаныч хотел забраться на чердак, забрать берёзовые веники, которые уже чёрте знает сколько висят там, но лесенка оказалась довольно зыбкой и, потоптавшись возле неё, он раздосадовано махнул рукой и бросил эту затею.
- Ещё отец мой вязал их, - с чувством лёгкого расстройства говорил он, когда шли обратно, - сейчас бы самый раз попариться.
Возле его дома они остановились, рукопожатием ещё раз скрепили свои намерения, распрощались, и каждый направился в свою сторону.
После такого удачного дня Пашка был занят лишь одной мыслью – поскорее закончить работу, получить расчёт и готовить своё новое жилище к зиме.
…Как пробовали камнедробильные агрегаты, смотрели все.
Начальник участка с энергетиком ещё раз осмотрели оборудование, проверили крепление, эл.кабеля, весело перекрестились (при этом почему-то сплюнули), и дали команду - «запускай!» Запыхтела небольшая электростанция, пошёл ток, в палатке засветились лампочки, захлюпал, набирая обороты, насос, и из речки по шлангам к станкам, для промывки породы пошла вода. Включили дробилки. Крупные куски камня с зубовным скрежетом были быстро измолоты и превращены в более мелкие фрагменты железными челюстями первого станка. В утробе второго станка они стали ещё меньше. И наконец, третий станок поднатужился и выдавил из себя в тазик лишь несколько горстей мелкозернистого шлака.
Начальник участка радостно потёр руки - дело сделано! Он записал в журнал, протянул энергетику. Тот тоже что-то черканул. Через некоторое время станки остановили, промыли водой, свернули шланги и выключили эл.станцию. К производству всё было готово, законсервировано на зиму и до весны всё это хозяйство будут сторожить двое зимовщиков. Потом должна прилететь команда геологов с рабочими, которые и будут до холодов вести здесь работы. А пока надо ещё дождаться несколько бортов с грузом, разгрузить их, растащить и разложить всё по своим местам.
Вечером того же дня все вместе сидели у костра. Ради такого случая ещё днём снарядили гонцов в «Листвянку» и те, разгорячённые ходьбой по рыхлому осеннему снегу и лёгкому морозцу, уже вернулись, затареные бутылками спиртного, преимущественно самогона.
...Кружка непрерывно переходила из рук в руки, в котле беспрестанно скребли ложки, челюсти с аппетитом молотили крутую гречневую кашу с маслом. Все были терпимо и дружелюбно настроены друг к другу. От шуток прибауток, на раскрасневшихся от выпитого лицах, во всполохах огня весело поблёскивали глаза. Народ был доволен выполненной работой и считал своим долгом отметить это событие...
...Давно уже стемнело. Костёр, потрескивая, не спеша пожирал остатки дров. Спиртное, разбавленное в желудках изрядной долей горячего крепкого чая, ещё будоражило некоторые крепкие головы, хотя многие уже сникли и мирно дремали; кто, склонившись, клевал носом у костра, кто спал во времянке.
Пашка ковырял палкой уголья, смотрел на огонь и думал: из своих тридцати лет шесть он отработал в различных партиях и экспедициях, к жизни такой таёжной привык и возвращаться на постоянное место жительства в свой небольшой городок не спешил, где в межсезонье, помаявшись от безделья, устраивался на работу куда-либо, но долго не держался. Ежедневные походы в одно и то же место казались ему скучными, быстро надоедали, вынужденное занятие тем, к чему он не имел никакого интереса и желания утомляло и раздражало его, и вскоре всё кончалось одинаково - он увольнялся и вербовался к геологам…
И вот очередной сезон подходил к концу. Что делать дальше? Можно остаться здесь, зимовать, дождаться весны и опять проходить с рюкзаком за плечами до холодов. Но будет упущено время, за которое он мог бы уже обустроиться в «Листвянке». За несколько месяцев он заработал некоторую сумму денег, пока хватит. Надо домой съездить, родителей проведать, ждут небось. Они давно уже привыкли к его разъездам и не противились этому, знали - придёт время, сын остепенится и заживёт, как все. Ведь пора уже иметь семью, детей и всё остальное, что к этому прилагается. Пашка их понимал и старался делать так, чтобы лишний раз не тревожить родителей. А женитьба... Где она, та единственная, чтобы раз и навсегда? Он вздохнул. Огляделся вокруг. Темнота - хоть глаз выколи. Бесшумно, как призрак, пролетела сова сплюшка, села где-то рядом. Звездное небо дохнуло ветерком, зашумели верхушки деревьев, костёр усиленно заморгал, во всполохах огня беспокойно закачались тени. Понизу потянуло холодком. Пашка подложил в костёр два небольших сухих ствола, запахнул бушлат и в полудрёме привалился спиной к дереву...
…Утро выдалось морозное. Облака сизым дымом густо висели над лагерем, в воздухе парил крупный снег. Было тихо. Островерхие ели задумчиво тянулись к небу, и покрывались постепенно белой пушистой шубой. Братва, после торжественного ужина и загульной ночи, едва протерев глаза, пыталась отыскать остатки «горючего». Но тщетно. Бросив эту бесплодную затею, быстро нашли надёжных гонцов и снарядили их в Листвянку. Те, поёживаясь от такой погоды, невольно зароптали. В ответ суетливо замахали руками, посыпались упрёки в бессовестности, что кому-то «всё равно надо» и, не выдержав напора «обчества», гонцы сдались
- Паша, зайди на минутку.
В дверях свежерубленой избушки, облюбованной начальством для себя, в наброшенном не плечи полушубке стоял начальник участка.
- Радуйся, - засмеялся он, встречая Пашку. – Сегодня вертолёт будет, полетишь на базу. Ты же тракторист?
Пашка кивнул.
- Вот и хорошо. Надо ёмкость под солярку притащить, да две бочки масла. Сможешь? Неожиданное поручение путало все дальнейшие планы. Не зная, что ответить, Пашка неуверенно пожал плечами:
- Не знаю. Надо подумать.
- Ну, надо так надо, - согласился тот, и решительно шлёпнул ладошкой по крышке стола. – Давай, лети на базу, там отдохнёшь и подумаешь. – Он чуть помолчал. - Повезёшь не один, с напарником. Вообщем, мы на тебя надеемся. Да и бульдозер здесь нужен.
Пашка вышел.
Километров сто пятьдесят пилить придётся. Не так далеко. До Листвянки дорога не ахти какая, но имеется. На тракторе с прицепом сильно не разгонишься. Если не спеша, тихой сапой, дня за три-четыре можно доползти. Это если без приключений и поломок. А через речку «Тёмная» как переправляться? Наверняка, брод имеется. А если зиму придётся встречать, до крепкого льда? Чёрт, что же делать? Может, плюнуть на всё, получить расчёт и остаться в Листвянке?
Не в силах разрешить сейчас этот вопрос, Пашка в раздумьях взглянул на небо: лёгкий ветерок набирал силу, тучи нестройными рядами неслись над макушками деревьев, освобождая воздушное пространство, в брешах между ними начала появляться синь неба, брызги солнца ослепительно прорывались на землю, радуя всё живое нарождающемуся дню.
Пашка глубоко вздохнул и пошёл готовиться к отъезду. Там видно будет.
До базы летели минут тридцать. На борту, кроме Пашки и двоих лётчиков, находился ещё охотник с двумя лайками. Те лежали на брюхах посреди прохода, учащённо дышали и, высунув языки, с любопытством глядели на Пашку. Он протянул руку. Псы сомкнули рты и осторожно дали себя потрогать.
Вскоре показалась деревня. Небольшой таёжный посёлок со школой, больницей и двумя магазинами (один продуктовый, другой промтоварный), скромно притулился на берега речки, довольно широкой (однако, камнем можно перебросить).
Вниз по руслу, повернув за крайние дома, берег круто поднимался и, блеснув зеркалом студёной воды, речка исчезала за поворотом.
Местный аэропорт располагался тут же, наверху. Покружив немного, вертолёт сбавил обороты и мягко плюхнулся на бетонку. Пашка выпрыгнул наружу, с удовольствием разминая ноги. Мимо его, поджав хвосты и щурясь от шквального потока воздуха и снежного вихря, поднятыми лопастями вертолёта, прошмыгнули собаки. Они подождали хозяина и вся троица направилась в посёлок.
Подошли несколько человек с рюкзаками и чемоданами.
- Здорово, - протянул руку знакомый геолог. Пашка помог загрузить несколько бочек с соляркой, какие-то тяжёлые ящики да штук пятьдесят буровых труб. Вскоре работа была закончена, и вся эта братия со всем своим барахлом погрузилась на борт. Вертолёт прибавил газку, взвыл на всех парах, но оторваться от земли не смог, т.к. был перегружен. Он немного постоял, поурчал и, разогнавшись, как самолёт, тяжело взмыл в воздух.
База была рядом с аэропортом. Два параллельно стоящих низкорослых щитовых барака являли собой одновременно контору, кухню, общежитие и другие полезные помещения. Особняком в стороне примостился двухквартирный брусовой дом, где жило начальство с семьями.
На задах Пашка заметил бульдозер без кабины и примерно кубов в восемь металлическую цистерну, установленную на сваренную из труб волокушу. Её-то, вероятно, и предстояло тащить. Покрутившись, направился в общежитие.
Внутри никого не было. Весь народ в основном находился на участках. Откуда-то появился заспанный шофёр, молодой парень, указал на одну из комнат. Пашка разделся и проспал до вечера.
Проснулся от шума. Где-то надрывался магнитофон, слышались голоса. Чуткое Пашкино ухо уловило звонкий девичий смех. Сон сразу пропал. Он прыгнул в тапки и пошёл на голос. В кухне за столом, в обнимку с двумя подругами сидел шофёр. На столе початая бутылка водки, варёная картошка, на плите скворчала рыба.
- А вот и вновь прибывший, - растянул он губастый рот,- долго спишь, - и подмигнул, кивая на девчонок. Те, широко раскрыв глаза, радостно уставились на Пашку.
- Присаживайся. Шофёр разлил всем водки.
- С приездом.
Махнули по одной, потом ещё, ещё…
Девчонки смеялись, болтали, что-то шептали друг другу, недвусмысленно поглядывая на Пашку. Того натощак уже порядком развезло, он слегка осоловел и тоже откровенно ощупывал их своими маслеными глазами.
За разговорами и весёлым балагуром быстро и незаметно летело время. Наконец, одна подруга наклонилась и что-то шепнула шофёру. Тот кивнул.
- Ну, ладно, - важно сказал он, - пора разбегаться. Мы с Катей пойдём ко мне, а вы с Ритой к тебе.
Он шлёпнул Пашку по плечу, и они удалились.
- Ну что, пойдём, что ли? – нетерпеливо произнесла Рита, дёргая его за рукав. Пашка повнимательней посмотрел на неё.
Довольно симпатичная девчонка, лет двадцати пяти, хорошее, чистое, открытое лицо. Она неловко смотрела на него и растеряно моргала.
- Да ты не бойся, - с иронической улыбкой, убедительно добавила она, - медичка я. Здесь, в больнице медсестрой работаю.
Она подхватила его под руку и укоризненно качая головой, повела в комнату.
Утром Пашка особо не спешил подниматься. Он долго ворочался с боку на бок, рассуждая, что имеет полное право бездельничать, по крайней мере, неделю. Отгулов накопилось предостаточно. Рита уже упорхнула к своим больным, и он сладостно потянулся, вспоминая прошедшую ночь.
После обеда он всё же решил зайти в кабинет начальника партии.
- Наконец-то, - недовольно встретил его тот. – Я уж думал сам к тебе наведаться. Как спалось?
- Хорошо.
- Для чего тебя сюда прислали, знаешь, - сразу приступил он к делу. – Сегодня должен прибыть напарник твой, Фролов, знаком с ним? Вместе погоните трактор.
Пашка улыбнулся.
С бывшим старателем Фроловым он знаком очень хорошо. Одно время они вместе попали на один участок и не вылизали оттуда до зимы. Тот никогда не раздевался и ходил постоянно в одной и той же робе - блестевшей от мазута телогрейке и таких же ватниках. Он так и спал, не раздеваясь, где придётся – летом в тракторе, зимой – в каком либо тёплом доступном месте найдёт укромный уголок, там и завалится. Была ли у него сменная одежда и куда он её девает – никто не знал. Неприхотливый к жизни человек. Пашка заметил у него одну особенность: после бани Фролов надевал на чистое тело довольно грязное и не стираное, наверное, с самого заезда, трико, на них натягивал новые белоснежные кальсоны, во всём этом залезал в блестевшие от мазута ватники и ходил так до новой бани, которая удавалась не часто. Но работал, как чёрт.
Одно время зимой начальство надумало перегонять буровые на новый участок, километров за семьдесят, и Фролов получил задание за ночь срочно соорудить бульдозером через речку, метров тридцать от берега до берега, переправу. Надо было нащупывать места, где по льду могла пройти тяжёлая техника. Но лёд выдерживал не везде, бульдозер ухал передком в воду и висел задней частью надо льдом, который каким-то чудом держал эту рычащую махину. Фролов опускал лопату, трактор выравнивался и он давал задний ход. В образовавшийся проём нагребал с берега смесь снега с камнем, благо речка была неглубокая, и всё это укатывал и утрамбовывал гусеницами. Снег, насквозь пропитанный влагой, на морозе леденела до плотности бетона, и, заделав одно место, он таким же манером продвигался дальше. Как он умудрился не утопить трактор, но поутру взору изумлённых работяг предстала изогнутая дугой, довольно широкая переправа.
Пашка припомнил этот момент и невольно подумал: «с этим не пропадем».
- Всё понял? – спросил начальник и сразу добавил. – Ну, если всё, то завтра утром за работу.
- Как завтра? – зароптал Пашка. – У меня же отгулов накопилось.
- Отдохнёшь, успеешь. Ты же видишь, народа нет, кабину некому на трактор поставить, а ты говоришь.
- Так уж и некому.
- Люди здесь долго не задерживаются, сам знаешь. День-два и в поле.
- А один я что сделаю?
- Но что-то ты всё же сделаешь! – рубанул ребром ладони начальник партии. – А то смотри, - понизил он голос, - мы никого не держим.
Пашка ничего не ответил и вышел.
Обдумывая последние слова своего начальника, ему припомнился случай, который почему-то врезался в память и стал поистине «притчей во языцех», и долгое время являлся поводом для злословий и ехидных колкостей в бригаде.
В прошлом году зимой к ним на буровую прилетал главный инженер всей экспедиции. То ли с проверкой, то ли ещё с чем. Но ценные указания он привёз, это Пашка точно запомнил.
Работал он тогда помощником бурильщика в ночную смену, по двенадцать часов каждый день. Работы хватало. Пока бурильщик стоял за рычагами и сверлил недра нашей Родины, пом.бур должен был колоть дрова, чтобы держался огонь в печи помещения буровой, в топке двухметрового железного бака на улице, в который насосом из скважины подавался раствор вместе со шлаком, т.е. измельчённой каменистой породой, вычерпать излишки этого шлака и заодно кидать в бак снег, который и являлся этим самым раствором.
Во время этого надо было не проспать подъём снаряда, выдолбить кувалдой керн, разложить его по ящикам, собрать и опустить снаряд в скважину и снова бежать к баку. К концу смены так уматываешься, что еле ноги тащишь, да и пальцы на руках скрючивает по форме черенка лопаты, что с трудом разгибаешь их.
Утром перед завтраком собрали всю бригаду. Главный инженер речь говорил. Речь шла о том, чтобы ускорить рабочий процесс, прибавить план, что у них там в конторе что-то не сходится, то ли дебит с кредитом, то ли наоборот. Вообщем, прибавить скорости в работе.
- А картошку почему не присылаете? – не в тему задал вопрос один несознательный буровик. – На консервах много не наработаешь.
Да, они там это понимают, но пока нет такой возможности, да и зима, помёрзнет всё (хотя сам прилетел пустым рейсом, мог бы мешочек прихватить).
Ну, а поднажать надо бы, ребятки. А если кто-то чего-то недопонимает, или не согласен, то таким место все знаю, где.
- Где? – простодушно спросил кто-то.
- В сумасшедшем доме, - язвительно пояснил главный инженер и, довольный сам собой, громко расхохотался, однако пристально оглядывая остальных.
Кто-то в ответ улыбнулся, кто-то ухмыльнулся, но большинство сидели с непроницаемыми лицами, осмысливая слова своего руководителя.
«Тьфу ты! - сплюнул Пашка. – Лезет в голову всякая чушь». Он постоял немного и направился в посёлок купить что-нибудь съестного.
конец 1 части
ссылка не вторую часть
|